Неточные совпадения
— Из этой штуки можно сделать много различных вещей. Художник вырежет из нее и черта и
ангела. А, как видите, почтенное полено это уже загнило, лежа здесь. Но его еще можно сжечь в печи. Гниение — бесполезно и постыдно, горение дает некоторое количество тепла. Понятна аллегория? Я — за то, чтоб одарить жизнь теплом и
светом, чтоб раскалить ее.
Восхищается какой-то поэтессой, которая нарядилась
ангелом, крылья приделала к платью и публично читала стихи: «Я хочу того, чего нет на
свете».
— Знаю, знаю, мой невинный
ангел, но это не я говорю, это скажут люди,
свет, и никогда не простят тебе этого. Пойми, ради Бога, чего я хочу. Я хочу, чтоб ты и в глазах
света была чиста и безукоризненна, какова ты в самом деле…
И раскрой ты перед ним с той стороны, над церковью, небо, и чтобы все
ангелы во
свете небесном летели встречать его.
Памятник Деметти в виде часовни, с
ангелом наверху; когда-то в С. была проездом итальянская опера, одна из певиц умерла, ее похоронили и поставили этот памятник. В городе уже никто не помнил о ней, но лампадка над входом отражала лунный
свет и, казалось, горела.
Можно возродить и воскресить в этом каторжном человеке замершее сердце, можно ухаживать за ним годы и выбить наконец из вертепа на
свет уже душу высокую, страдальческое сознание, возродить
ангела, воскресить героя!
— Ну, теперь пойдет голова рассказывать, как вез царицу! — сказал Левко и быстрыми шагами и радостно спешил к знакомой хате, окруженной низенькими вишнями. «Дай тебе бог небесное царство, добрая и прекрасная панночка, — думал он про себя. — Пусть тебе на том
свете вечно усмехается между
ангелами святыми! Никому не расскажу про диво, случившееся в эту ночь; тебе одной только, Галю, передам его. Ты одна только поверишь мне и вместе со мною помолишься за упокой души несчастной утопленницы!»
Я знал с незапамятных времен, что у нас была маленькая сестра Соня, которая умерла и теперь находится на «том
свете», у бога. Это было представление немного печальное (у матери иной раз на глазах бывали слезы), но вместе светлое: она —
ангел, значит, ей хорошо. А так как я ее совсем не знал, то и она, и ее пребывание на «том
свете» в роли
ангела представлялось мне каким-то светящимся туманным пятнышком, лишенным всякого мистицизма и не производившим особенного впечатления…
Говоря о боге, рае,
ангелах, она становилась маленькой и кроткой, лицо ее молодело, влажные глаза струили особенно теплый
свет. Я брал в руки тяжелые атласные косы, обертывал ими шею себе и, не двигаясь, чутко слушал бесконечные, никогда не надоедавшие рассказы.
— Захар Иваныч! — сказал я, — торжествуя вместе с вами день вашего
ангела, я мысленно переношусь на нашу милую родину и на обширном ее пространство отыскиваю скромный, но дорогой сердцу городок, в котором вы, так сказать, впервые увидели
свет.
Он объявляет в этой пиесе, что писать более не будет, не станет ни за что на
свете, если бы даже
ангел с неба или, лучше сказать, всё высшее общество его упрашивало изменить решение.
Всей этой простотой Екатерина Филипповна вряд ли не хотела подражать крестьянским избам, каковое намерение ее, однако, сразу же уничтожалось висевшей на стене прекрасной картиной Боровиковского, изображавшей бога-отца, который взирает с высоты небес на почившего сына своего: лучезарный
свет и парящие в нем
ангелы наполняли весь фон картины; а также мало говорила о простоте и стоявшая в углу арфа, показавшаяся Егору Егорычу по отломленной голове одного из позолоченных драконов, украшавших рамку, несколько знакомою.
Соленый. Через двадцать пять лет вас уже не будет на
свете, слава богу. Года через два-три вы умрете от кондрашки, или я вспылю и всажу вам пулю в лоб,
ангел мой. (Вынимает из кармана флакон с духами и опрыскивает себе грудь, руки.)
Маня задумалась и заплакала и сквозь застилавшие взгляд ее слезы увидала, что среди комнаты, на сером фоне сумеречного
света, как братья обнялись и как враги боролись два
ангела: один с кудрями светлыми и легкими, как горный лен, другой — с липом, напоминающим египетских красавиц.
И во сколько раз торжественный покой выше всякого волненья мирского; во сколько раз творенье выше разрушенья; во сколько раз
ангел одной только чистой невинностью светлой души своей выше всех несметных сил и гордых страстей сатаны, — во столько раз выше всего, что ни есть на
свете, высокое созданье искусства.
Так! для прекрасного могилы нет!
Когда я буду прах, мои мечты,
Хоть не поймет их, удивленный
светБлагословит. И ты, мой
ангел, ты
Со мною не умрешь. Моя любовь
Тебя отдаст бессмертной жизни вновь,
С моим названьем станут повторять
Твое… На что им мертвых разлучать?
Она давно желанный
свет,
Как новый
ангел, озарила.
И пусть они блестят до той поры,
Как
ангелов вечерние лампады.
Придет конец воздушной их игры,
Печальная разгадка сей шарады…
Любил я с колокольни иль с горы,
Когда земля молчит и небо чисто,
Теряться взором в их цепи огнистой, —
И мнится, что меж ними и землей
Есть путь, давно измеренный душой, —
И мнится, будто на главу поэта
Стремятся вместе все лучи их
света.
С этими словами вновь низринулся
ангел на землю и навеки потерялся среди слез ее и крови. И в тяжелой думе онемели небеса, пытливо смотря на маленькую и печальную землю — такую маленькую и такую страшную и непобедимую в своей печали. Тихо догорали праздничные кометы, и в красном
свете их уже пустым и мертвым казался трон.
Иван Иванович (садится рядом с Сашей). Я всегда здоров. Во всю жизнь мою ни разу не был болен… Давно уж я вас не видел! Каждый день все собираюсь к вам, внучка повидать да с зятьком
свет белый покритиковать, да никак не соберусь… Занят,
ангелы мои! Позавчера хотел к вам поехать, новую двустволочку желал показать тебе, Мишенька, да исправник остановил, в преферанс засадил… Славная двустволочка! Аглицкая, сто семьдесят шагов дробью наповал… Внучек здоров?
Не дай ей Бог познать третью любовь. Бывает, что женщина на переходе от зрелого возраста к старости полюбит молодого. Тогда закипает в ней страсть безумная, нет на
свете ничего мучительней, ничего неистовей страсти той… Не сердечная тоска идет с ней об руку, а лютая ненависть, черная злоба ко всему на
свете, особливо к красивым и молодым женщинам… Говорят: первая любовь óт Бога, другая от людей, а третья от
ангела, что с рожками да с хвостиками пишут.
Емлют они,
ангелы, души из телес горящих и приносят их к самому Христу, Царю Небесному, а он,
свет, их благословляет и силу им божественную подает…
Ангел есть первая световая (φωτεινή) природа после той первой причины, от которой получает блеск и второй
свет, истекающий из первого
света и в нем участвующий.
Этой благодатью и
светом и единением с Богом
ангелы превосходят людей.
В этом
свете добрые
ангелы имеют даже познание чувственного (των αισθητών γνώσιν), каковое они познают не силою ощущения и не физической силою, но знают это силою божественною, от которой совершенно не может скрыться ничто настоящее, прошедшее или будущее.
Бог может послать
Ангела Своего Валаамовой ослице, опалить огнем и
светом Своего явления окаянного грешника, может настигнуть на пути в Дамаск Своего гонителя [Имеются в виду эпизоды Библии: ослица, проговорив человеческим голосом, остановила безумие пророка Валаама (Числ. 22, 23–24); обращение Савла (ал. Павла) на пути в Дамаск (Деян.
Эй, кто пиво варил? Эй, кто затирал?
Варил пивушко сам Бог, затирал святый дух.
Сама матушка сливала, с Богом вкупе пребывала,
Святы
ангелы носили, херувимы разносили,
Херувимы разносили, архангелы подносили…
Скажи, батюшка родной, скажи, гость дорогой,
Отчего пиво не пьяно? Али гостю мы не рады?
На святом кругу гулять,
света Бога прославлять,
Рады, батюшка родной, рады, гость дорогой,
В золоту трубу трубить, в живогласну возносить.
Ангелы будут ему слуги, послужат ему солнце, и луна, и звезды,
свет, и пламя, и недра земные, реки и моря, ветры и дождь, снег и мороз, и все человеки, и все скоты, и все звери, и все живое, по земле ходящее, в воздухе летающее, в водах плавающее.
Мария — и автомобиль! Крылатый
ангел, садящийся в метрополитен для быстроты! Ласточка, седлающая черепаху! Стрела на горбатой спине носильщика тяжестей! Ах, все сравнения лгут: зачем ласточка и стрела, зачем самое быстрое движение для Марии, в которой заключены все пространства! Но это Я сейчас придумал про метро и черепаху, а тогда спокойствие Мое было так велико и блаженно, что не вмещало и не знало иных образов, кроме образа вечности и немеркнущего
света.
И что же? бедная мать, зная такие хорошие слова утешения для других, сама не утешается ни
светом зорь, ни миром
ангелов и грустит, что
Он повернул ко мне лицо, все сиявшее каким-то тихим
светом, делавшим его почти прекрасным. Передо мной лежал точно новый Юлико… Куда делись его маленькие мышиные глазки, его некрасивое, надменное личико!.. Он казался теперь кротким белокурым
ангелом… Глазами, увеличенными неземным восторгом, с широко раскрытыми, сияющими зрачками, он смотрел на полночную звезду и шептал тихо, чуть внятно...
Сторож ненадолго останавливается, чтобы закурить трубку. Он приседает за спиной прохожего и сожигает несколько спичек.
Свет первой спички, мелькнув, освещает на одно мгновение кусок аллеи справа, белый памятник с
ангелом и темный крест;
свет второй спички, сильно вспыхнувшей и потухшей от ветра, скользит, как молния, по левой стороне, и из потемок выделяется только угловая часть какой-то решетки; третья спичка освещает и справа и слева белый памятник, темный крест и решетку вокруг детской могилки.
Ввалился в дверь, в пальцы подышал. Видит, из кабинет-покоя
свет ясной дорожкой стелется: Алешка, стало быть, ангел-хранитель, постель стлал — лампу оставил. И храп этакий оттудова заливистый, должно, ветер в трубе играет.
«Адам был мужчиною, равно как и женщиной, но и не тем, и не другим, а девою, исполненною целомудрия, чистоты и непорочности, как образ Божий; он имел в себе и тинктуру огня и тинктуру
света, в слиянии которых покоилась любовь к себе как некий девственный центр, как прекрасный райский розарий, сад услад, в котором он сам себя любил; чему и мы уподобимся по воскресении мертвых, ибо, по слову Христа, там не женятся и не выходят замуж, а живут подобно
ангелам Божиим» [T. V. «Mysterium magnum», с. 94.].
Окутанный снегами, он и в жестокий мороз отворяет свое дорогое окошечко и через него любуется
светом божиим, ночным небом, усыпанным очами
ангелов, глазеет на мимоходящих и едущих, слушает сплетни соседей, прислушивается с каким-то умилительным соучастием к скрипучему оттиску шагов запоздалого путника по зимней дороге, к далекому, замирающему в снежной пустыне звону колокольчика — звукам, имеющим грустную прелесть для сердца русского.
Каждая буква была вдохновение; все они отозвались в душе моей, как дивный хор, составленный из мириады
ангелов, сопутствуемый бурею со всех концов
света.
Ходят
ангелы по дорожкам, мирно беседуют, — лунный
свет скрозь них насквозь мреет, будто и нет никого.